В ноябре прошлого года научно-медицинский мир удивился иску, который кандидат медицинских наук Екатерина Сергеевна Коршунова подала к Евгении Викторовне Малинович, которая якобы взялась написать для Коршуновой докторскую диссертацию, но сделала это некачественно, чем нарушила закон «О защите прав потребителей». Савеловский районный суд Москвы исковые требования удовлетворил частично, присудив истице 374 тыс. руб.* Обе стороны процесса остались неудовлетворены результатом** и подали апелляции. С другой стороны, процесс и последовавшая публичность (см. 1 и 2) привели к тому, что доктор Коршунова была последовательно уволена из «Центральной государственной медицинской академии» Управления делами Президента Российской Федерации (ФГБУ ДПО «ЦГМА»), Научного центра неврологии Минобрнауки и клиники «Медси».

Михаил Гельфанд поговорил с Евгенией Малинович о судебном процессе и о формальных и моральных особенностях ее ремесла.

— Естественный вопрос: вы довольны?

— Не уверена. Может быть, она нормальный врач, кому-то помогла, а сейчас у нее рушится вся карьера. Удовольствия от этого я не испытываю. Чувство справедливости — да, наверно, это в какой-то степени справедливо.

— Каких последствий вы ожидаете от этой публичности для себя? Непонятно, можно ли писать диссертации на заказ совсем на cвету.

— Я согласна, но я сейчас перешла на белую сторону; дело c Коршуновой заставило меня задуматься. Я наивно полагала, что помогаю людям науки, но когда человек приобщил в суд рецензию с несуществующей печатью, я поняла, что вряд ли человек науки так будет делать. Оказалось, я не всегда помогала хорошим людям. Сейчас я направляю людей, которые сами пишут диссертации. В таком контексте это дело даже мне на руку, потому что рано или поздно будет озвучено, что работа Евгении Малинович была сделана качественно — и ей можно доверять. Я использую это как рекламную кампанию.

— Вы будете подавать апелляцию?

— Обязательно.

— У вас в типовом договоре было сказано, что единственным поводом для возврата денег является признание работы некачественной научным руководителем, — и такой отзыв был предъявлен. Откуда он взялся и какова его дальнейшая судьба?

— На втором заседании была предъявлена рецензия с подписью Сергея Петровича Даренкова. Он профессор, заслуженный врач России, у него много регалий. Мой адвокат обратила внимание на то, что там даже не было даты, и мы начали более подробно рассматривать эту рецензию.

Выяснилось, что у него есть своя клиника, я позвонила туда, поговорила с секретарем, и она мне как на духу говорит: «Да, Евгения, мы знаем, мы тут вообще все в шоке. Приходила эта Коршунова, плакала, умоляла Даренкова написать рецензию, он долго не хотел, но в итоге она ее просто вымолила у него со слезами». Я предположила, что рецензию он не писал и что Коршунова ее подделала. Позвонила ему и задала прямой вопрос: «Вы писали рецензию?» — «Да». — «А вы в курсе, что на этой рецензии стоит печать, которая не существует с 2015 года?»

— Печать какого учреждения?

— «Центральной государственной медицинской академии» Управления делами Президента Российской Федерации.

— Как вы узнали, что такой печати не существует?

— Рецензия была на бланке этой академии. Я позвонила, и там точно такой же секретарь говорит: «Евгения, мы тоже в курсе». Я всё еще раз рассказала и попросила назначить встречу с ректором. Встречу назначили, я взяла все документы, приезжаю, а ректор не в курсе, кто такая Коршунова. Он меня отправил дальше, к кому-то вроде завуча.

— Проректор по учебной работе?

— Да, скорее всего, так. Я пришла к ней, и она при мне начинает звонить, узнавать. Выяснилось, что Коршунова была оформлена на четверть ставки. Тут удачно заходит юрист, и проректор спрашивает: «Кто такая Коршунова, что это вообще за документ?» Юрист смотрит и говорит: «А что это за печать?» Оказывается, академию переименовывали, а на печати аббревиатура старого названия.

— Я не понимаю: если Даренков сам писал этот отзыв, то как на нем появилась старая печать?

— Я у него спросила. Он говорит: «Да, это секретарь штампанула, мы открытки этой печатью штампуем». То есть печать, которая уже не действует, но есть у секретаря Даренкова в клинике — не в академии. И ректор, и завуч не знают о существовании этой печати.

— Получается, отзыв Даренкова, бланк академии, печать академии, но старая.

— Даренков сказал, что эту рецензию писал он. Когда ее читаешь, появляется ощущение, что это сочинение, написанное пятиклассником. О работе по урологии написано, что она не соответствует нормам русского языка и что-то там еще, что не относится к теме.

— На суде подробно обсуждалось, был ли он вообще научным руководителем. Адвокат истицы утверждала, что это был не отзыв научного руководителя, а просто отзыв специалиста.

— В индивидуальном плане, который мне отправила Екатерина Сергеевна перед началом работы, были прописаны все научные консультанты, в том числе Даренков, но там не было подписей, только этапы работы и даты. Мой адвокат сделала запрос в академию о том, какая все-таки тема утверждалась у Коршуновой, потому что заказ был сделан на тему «болезнь Паркинсона», а с меня она требовала «паркинсонизм» — это совершенно разные вещи***. Мы хотели подтвердить тему, а они нам прислали документ, что ни тема, ни научный консультант не утверждались, и вообще они ее уволили, и она теперь к академии никак не причастна.

— Значит, первоначальная тема была «болезнь Паркинсона», а потом она изменилась на «паркинсонизм». Она до вас это не донесла или она вам сообщила, а вы не заметили?

— Я приложила все нотариально заверенные переписки, где ни слова не упоминается о перемене темы. Впервые я услышала, что тема «паркинсонизм», когда она озвучила свои замечания по черновому варианту.

Когда мы говорили в суде, что тема и рецензия другие, мы подали ходатайство о том, чтобы истребовать оригинал рецензии, потому что по копии сразу было видно, что там листы будто наложены друг на друга.

— Оригинала рецензии в деле нет?

— Нет.

— Как такое может быть? Куда он делся?

— Написано, что судьей были обозрены оригинал рецензии и копия.

— Оригинал остался на руках, а теперь его не показывают, так?

— Да, тогда мы поняли, что с рецензией что-то не так. Нас судья неоднократно выводила на мировое; на втором или третьем заседании она объявила: мол, выйдите в коридор и попробуйте мирно договориться. Мы вышли, я предложила посмотреть эту рецензию и — очень наивно — начала объяснять представительнице истца: «Вот документ о переименовании академии; такая печать была в 2015-м, а сейчас она другая; у вас в шапке написано нынешнее название, а в печати оно старое». Когда она поняла, то — я вам клянусь — буквально вырвала у меня из рук эту рецензию и говорит: «Это цветная копия». А в зале суда, значит, это был оригинал. И всё — эту рецензию мы больше не видели, сколько ни напоминали, ни просили, ни ходатайствовали. Судья этот вопрос как-то замяла.

— Вы говорили, что руководитель сам хотел что-то заказать.

— (Смеется.) Вообще комичная история — я была в шоке. Когда я ему позвонила, он сказал: «Евгения, как хорошо, что вы мне позвонили. Я хотел с вами познакомиться, потому что мне нужно написать монографию. Два моих помощника с этим не справляются, а вашу работу я читал, и она мне понравилась». В этот момент я поняла, что он все-таки читал эту мою первую главу, и она ему понравилась настолько, что он хочет, чтобы я для него написала монографию, — но для своей коллеги он пишет отрицательный отзыв, чтобы она его предоставила в суд. Он попросил позвонить ему в октябре: у него были аспиранты, которым тоже нужна была помощь. Я полагаю, что план был такой: он научный руководитель у аспирантов и будет направлять этих аспирантов ко мне для помощи и с этого иметь откат.

— Это уже недоказуемое предположение. Так вы ему позвонили?

— Конечно, нет. Даренков мне сначала очень понравился: такой приятный мужчина, вроде разговорчивый… Сказал, что договорится, и Коршунова иск заберет. Я с самого начала хотела, чтобы она забрала иск и мы просто распрощались — никто никому ничего не должен. Он уверил (даже потом перезвонил): «Всё, Коршунова заберет свой иск, я договорился, я еще позвонил ее мужу-урологу» (из кандидатской мужа Коршунова тоже немного заимствовала в свою кандидатскую — я проанализировала ее работу). Но Коршунова не забрала иск. Поэтому у меня есть вопросики к Даренкову, но звонить я ему больше не хочу.

— Глава, которую вы написали (не важно, про «паркинсонизм» или «болезнь Паркинсона»), — это обзор. Даже не в своей области при известном навыке написать обзор, видимо, можно. А как планировалось написание глав про результаты?

— Предполагалось, что Екатерина Сергеевна соберет все данные по своим пациентам: числа, диагнозы, статистику; проведет какие-то исследования, и всё это предоставит мне, а я должна это обволакивать теоретической частью и приводить в соответствие с ГОСТами. Практическая часть при любом раскладе — это ответственность клиента. Но, например, если она провела исследование и оно неверное — как она писала про свою кандидатскую, — то я не могу сама понять, верное оно или нет. Когда мы обсуждали докторскую, был вопрос по кандидатской, она там выдвигала какое-то предположение, а спустя какое-то время поняла, что была не права. Так бывает, и она уточнила: то, что было в кандидатской, мы брать не будем.

— Вам приходят сырые данные — истории болезни, статистические таблицы… Насколько реалистично, не будучи специалистом в конкретной области, расположить их в правильном порядке, выстроить логику?

— Я этого и не делаю, всем этим занимается клиент. Все числа описаны как черновик, а я должна это оформить в научном формате, по ГОСТу, написать правильно все технические моменты: цели, задачи, положения, выносимые на защиту. А всё остальное делает сам диссертант.

— Скольким диссертантам вы так помогли?

— Думаю, что уже больше 190 диссертаций за 17 лет.

— Получается, примерно диссертация в месяц?

— Самое быстрое — это была магистерская за две недели.

— Магистерские не считаются, давайте про диссертации. Каково соотношение кандидатских и докторских?

— Из 190 текстов примерно половина магистерских работ, половина диссертаций. Докторских мало, процентов пять-семь, в основном кандидатские. При готовых данных, когда посчитана вся статистика, клиент мне всё описал, я за месяц могу это всё собрать в кандидатскую.

— Кто подбирает литературу для обзора? Вот Коршунова, она давала список статей, по которым надо писать обзор?

— Как правило, люди, которые заказывают сопровождение по кандидатской, уже предоставляют мне достаточно объемный перечень источников: какие-то книги, свои работы, другие статьи, на которые нужно опираться, и что-то, конечно, я сама ищу.

Коршунова отправляла мне статьи и свои, и Сакакибары — это ученый, на работах которого она основывалась и хотела переводить его тесты на русский язык. Было такое задание: можно использовать обзор литературы из ее кандидатской, которую она тоже прислала, но надо обновить ссылки.

— Обновить ссылки — в смысле вышли новые работы тех же людей и надо добавить их в к диссертации?

— Я надеюсь, что в этом.

— Я видел и другие способы обновлять ссылки: например, в статье просто меняется год — и всё…

— Прекрасно знаю об этих методах, потому что мне приходилось переделывать много работ после, ну, не очень хороших специалистов…

— То есть человек кому-то заказал, остался неудовлетворен и принес сделанное на исправление — так?

— У меня есть очень яркий пример — это тоже была докторская по медицине. Когда я брала этот заказ, то не понимала, как это всё развернется. Надо было быстренько переделать кандидатскую в докторскую, потому что человек, который писал до меня, умер от ковида, и поэтому у клиента было всего две недели, чтобы показать черновик на промежуточных проверочных этапах. Я открываю эту кандидатскую, а там в практической части — прямо вот там, где цифры, где человек якобы что-то считал, — стоят галочки и сноска, чтобы система «Антиплагиат» учитывала этот кусок текста как цитирование. Дальше таблицы, просто вставленные картинкой, тоже для того, чтобы обойти «Антиплагиат». Когда я это всё увидела и разобрала кандидатскую на атомы, я была в шоке и сказала, что это переделать невозможно, ведь это фальсификация. Из этого не то, что докторскую не сделать, — непонятно, как вообще эта кандидатская висит на сайте ВАК и в центральной библиотеке. В итоге он мне угрожал, не доплатил денег…

— Так вы же ему ничего не сделали, а только поломали его кандидатскую?

— Я начинала с обзора, а когда уже дошла до практической части…

— Вы написали про этот случай в «Диссернет» вместо того, чтобы самой написать заявление о лишении ученой степени.

— Если честно, я не захотела с этим возиться. Он звонил и очень грубо со мной разговаривал. Он заключил договор не как частное лицо, а как генеральный директор сети клиник («Клиника номер 1» или что-то такое). Было понятно, что если в связи со всем этим делом будет заварушка — а он угрожал судом, — то мне придется судиться с целой сетью. Где я, а где куча юристов, тем более в сфере медицины? Мне было страшно, поэтому я не стала с ним контактировать и захотела переложить ответственность на вас как на опытных людей, но мне ответили что-то типа: «Мы на заказ не работаем» («Диссернет» никогда не выполняет внешние заказы и пожелания. Все экспертизы «Диссернета» проводятся в соответствии с общими планами и внутренними принципами. — М. Г.). В общем, это дело так и затихло.

— Или затихло, или нет — это мы еще посмотрим… Возвращаясь к нашей теме: что получится, если ваши 190 текстов разложить по наукам?

— Преимущественно это психология, юриспруденция, медицина и искусство.

— По искусству защищается очень мало диссертаций.

— Да, но я их пишу.

— С учетом того, что их вообще защищается мало, мне интересно, пишет ли их хоть кто-нибудь еще. А по медицине много?

— Я думаю, медицина на третьем месте. На первом — психология, за ней юриспруденция.

— То есть медицина — процентов двадцать, да?

— Я сама отбираю работы, которые мне интересны. Если бы я могла брать больше, то, думаю, и текстов по медицине было бы больше.

— Какие темы в медицине вам интересны?

— Например, работа Коршуновой была интересна. Это была одна из трех работ, от которых я отказалась, когда у меня муж был при смерти. Это были работы по медицине, и они являются для меня самыми сложными и самыми важными: я понимаю, что это медицина, и от этого зависит жизнь людей. Две другие темы, от которых я тоже отказалась (и клиенты отреагировали абсолютно нормально), были по раку шейки матки и вирусу папилломы человека. Но тема Коршуновой была очень интересной, как и всё, что связано с репродуктивной системой, с гинекологией, с мозгом.

— Ваши психологи — это клинические психологи, философские или педагогические?

— И педагогические, и клинические. Эти работы очень интересны, особенно когда предоставляется практическая база, и мы всё это обсуждаем, делаем обзор и составляем статистику по клиентам. Я проработала уже себя, детей, подростка и младшего дошкольника, мужа-кавказца — всех. Безумно интересное направление.

— В психологии есть материал?

— Если тему приносит клиент, то да, обязательно. Либо, например, тема — разбор какой-то публичной личности. Я обожаю Собчак — я разбирала все ее публичные выступления, раскладывая их на атомы.

— Вы не боитесь, что ChatGPT у вас отберет работу? Понятно, что диссертацию по медицине с численными таблицами ChatGPT сочинить не может, пока во всяком случае, а в науках более словесных работу ChatGPT довольно трудно отличить от человеческой. Поэтому я и спросил о данных.

— «Антиплагиат» очень быстро и четко определяет текст, выданный ChatGPT. Но я научилась его обходить. (Смеется.) Я очень активно пользуюсь ChatGPT, когда формулирую выводы. Иногда бывают затыки, когда не можешь что-то написать, и тут помогает нейросеть. Но если взять текст, который она выдает, в чистом виде, то система «Антиплагиат» узнает искусственный интеллект за секунды. Документ еще не загрузился и процент уникальности не определился, а красный треугольник уже тут как тут.

— В чем разница между тем, когда вы были на серой стороне, и тем, когда, как вы говорите, вы перешли на белую сторону?

— Например, литературный обзор я могла написать полностью самостоятельно, а теперь я только помогаю. Могу натолкнуть на источники; дать ссылки, где искать информацию; помочь аспиранту, если возникают сложности, как написать переход к другой главе, что-то поправить… То есть сопровождение и корректировка. Как оказалось, умение находить информацию и формулировать правильно запросы— это очень ценный дар.

— Да, этому мало где учат.

— У меня была история, когда в панике позвонила девушка за бесплатной консультацией. У нее была кандидатская по сельскому хозяйству; она говорит: «Я не могу найти данные», — а я с ней разговариваю, попутно гуглю и нахожу данные последних лет, причем уже в электронной таблице. Тут же ей отправляю — она в шоке. А человек в этой сфере работает и не может сама отыскать.

— Возвращаясь к процессу: там была довольно долгая терминологическая дискуссия, что именно вы взялись писать. Ваша представительница употребляла выражение «написать диссертацию», а представительница Коршуновой говорила, что ни про какое писание диссертации речи не шло, речь шла про консультирование. То есть до этой истории вы рассматривали себя как писателя диссертаций, а не как консультанта.

— Заказ действительно был на докторскую диссертацию. В договоре мы прописали «макет» — я всегда так пишу, чтобы клиенты были в безопасности. Ведь моя деятельность не запрещена, я только не могу рекламироваться.

— Почему?

— Запрещено законом. Поэтому я не рекламирую, просто рассказываю, как я пишу, делюсь лайфхаками, у меня есть YouTube-канал.

— Я не очень понимаю, в чем состоит разница между тем, что человек делится лайфхаками, и тем, когда он что-то рекламирует.

— «Платите деньги, я напишу за вас», — наверное, это реклама. А когда я рассказываю о лайфхаках и говорю: «Если у вас возникают сложности и есть какие-то вопросы, позвоните мне, я вас проконсультирую», — это уже не реклама.

— Ну, это hair splitting… А интересно ли писать диссертации по праву?

— Сегодня, например, мне написала девушка, у которой тема связана с философией права. Я вообще не знала, что такое понятие существует. Клиент — практикующий юрист, она заинтересовалась моим судебным делом, тем, что здесь задета моральная сторона; у нее много вопросов, а я согласна дать ей информацию, какую могу. На такую тему было бы интересно писать работу.

Я писала диссертацию по регулированию самозанятости. Когда я заключала с Коршуновой договор, я была самозанятой, и это мне было интересно. Я изучала судебную практику и т. д.

Недавно звонил мужчина, тема которого по международному праву — домашнее насилие. Эта тема мне очень интересна: я феминистка, и на эту тему я бы с удовольствием написала, но я ему отказала, потому что он мне сразу сказал, что его заставил научный руководитель — и непонятно, для чего его туда затянули. Говорит: «Я ничего не буду делать, вы сами всё напишите, никакой практики у меня нет, мне просто это надо для галочки». Тема интересная, но я так не могу.

— Мы уже выяснили, что вы теперь не пишете на заказ, лишь сопровождаете — а тут нечего было сопровождать. А два года назад вы бы взялись за такой заказ?

— Вероятно, взялась бы — тема интересная.

— И этот человек стал бы кандидатом юридических наук, вообще не пошевелив мизинцем?

— Два года назад я по-другому смотрела на эту ситуацию, но когда дело коснулось лично меня, когда я поняла, что кандидаты и доктора наук — вдобавок медицинских наук — могут оказаться недобросовестными мошенниками, просто подлецами… Когда коснулось меня, я стала по-другому смотреть на эти вещи.

— Были медицинские диссертации, полностью написанные на заказ?

— Нет, ни одной. Там нужны данные.

— А юридические или психологические?

— И там, и там можно. Когда я еще писала дипломные работы, тогда — не буду лукавить — берешь дипломную работу — и начинается техническая замена слов, цифр, дат… Но дипломная — это не научная работа, и, на мой взгляд, она нафиг никому не нужна. Просто обновляли старые дипломы на новые.

— Поэтому я про магистерские не спрашиваю. Вы сейчас продолжаете писать магистерские или уже не интересно?

— Таких заказов особо не поступает. У меня ценовая планка сильно выше, чем у контор, которые пишут дипломные и магистерские. Я думаю, что у магистрантов просто нет на меня денег.

— Я удивился, когда на суде объявили цену этого договора. Мне казалось, что это должно быть существенно дороже.

— Это я уже тоже поняла. Мы на одном из судебных заседаний познакомились в коридоре с доктором-эндокринологом (он тоже судился, что-то сказал в своем канале про кого-то из коллег), и он говорит: «Кто это, Катька, что ли? Так я же ее знаю». Представляете? Он сказал: «А что, можно было заказать? А чего же я тогда сам писал? Я заплатил бы миллион за свою кандидатскую». Очень удивился, что можно заказать работу.

— На процессе упоминались отзывы клиентов.

— Я собрала десять характеристик от своих клиентов; они пишут, что я просто их спасла, и прикладывают копии паспортов и документов об образовании.

— Это люди, которые не побоялись сказать, что они не самостоятельно писали свои кандидатские диссертации?

— Нет, это люди, которых я консультировала и сопровождала. Я просто выложила стори в своем канале, попросив положительные характеристики для суда. И они мне через СДЭК всё отправили. Они писали, как я им помогла, как они мне писали ночью, и я им ночью отвечала, когда научный руководитель никак не откликался, не давал никаких рекомендаций. И что только я им помогла, и благодаря мне, моему сопровождению, они смогли написать диссертации.

— Какие это были науки?

— Медицины там нет. Есть педагоги, юристы, экономисты.

— Вы писали педагогические диссертации? Когда я еще заседал в ВАК, я понял, что в педагогических диссертациях принят совершенно особый язык, простые и иногда даже разумные вещи нельзя сказать по-человечески. У вас были с этим проблемы?

— Я не могу сказать, что у меня были какие-то сложности именно с работами по педагогике. Но у меня была работа с педагогом, преподававшей технический английский язык нерусскоговорящим студентам. Вот это немного сложновато, когда был примешан еще английский язык, а в целом в педагогике ничего особенного.

— Вы знаете английский?

— Средне.

— Как же вы пишете медицинские обзоры?

— Перевожу английские статьи машинным переводчиком.

— Переводчик может передать смысл с точностью до наоборот — кто это контролирует?

— Это клиент проверяет.

А в том случае педагога, преподавателя технического английского, поставили перед выбором: либо писать кандидатскую, либо увольняться… Она пришла ко мне со слезами… Кстати, она первая сказала, что у меня очень дешево стоят диссертации и что у них в Китеже (Некий научный и образовательный центр в европейской части России. Мы скрыли имя города, чтобы не подводить диссертантку. — Ред.) кандидатская — это однокомнатная квартира, а докторская — это двухкомнатная.

— Это, видимо, все-таки вместе с сопровождением: не только текст, а вся процедура до самых корочек. Гарантированная защита, надо делиться с советом…

— И вот ее поставили в такие условия. Она рассказывала, как она преподает — она же практическую часть тоже мне предоставляла, — как ее любят иранцы, как они попадают во всякие передряги, а она ездит в полицию, чтобы их выручить — они по-русски не говорят. Такой душевный педагог, приятная женщина, и мы до сих пор общаемся. А научный руководитель — запойный человек, уходит в запой и просто ей не отвечает, она в безвыходной ситуации. Если я ей помогла, разве я совершила какой-то пагубный поступок? Все-таки я считаю, что в большинстве случаев я помогаю людям.

— До тех пор, пока цифры свои.

— Я смотрела ваши разборы этих диссертаций, и я просто в шоке. Как тема про кишечник может стать темой про сердце, как заменили числа и что-то там забыли — это просто ужас, я согласна, что это нечестно.

* 137,5 тыс. руб. возврата аванса по договору, 137,5 тыс. руб. пени, 10 тыс. руб. возмещения морального ущерба, 80 тыс. руб. штрафа, возмещение издержек.

** В частности, истица исходно просила 137,5 тыс. руб. возврата аванса; 350 тыс. руб. возмещения убытков; 583 тыс. руб. пени; 100 тыс. руб. возмещения морального ущерба; а также штраф в размере 50% от общей суммы.

*** Паркинсонизм — симптом, который встречается как при болезни Паркинсона, так и при других заболеваниях.